Так мерзко посмеиваясь, он вышел за дверь. Тёрн тут же схватил ключи, притянул меня к себе – и принялся возиться с цепями. Не прошло и минуты, как они оказались на полу, а я взялась освобождать элвара.
– Ну вот. Мы почти свободны. Замечательно.
– Замечательно?! Ёлка, ты с ума сошла?! Зачем тебе понадобилось торговаться за такую чушь?!
Я только головой покачала. И показала на ошейники, на комнату вокруг – недаром же Дирмас обещал наблюдать за нами… И мягко взяла элвара за руку.
– Я тебя тоже люблю. Пусть хоть это у нас будет, если больше ничего нельзя.
Фиалковые глаза были полны тоски и боли.
– Почему так поздно для всего… так поздно…
– Мы еще живы, любовь моя.
Другие слова его не убедили бы. Я первая потянулась губами к его губам, и Тёрн поцеловал меня, сперва стесняясь и медля, а потом более сильно и страстно.
Мы срывали друг с друга одежду, как безумные. Не знаю, о чем думал Тёрн. А у меня в голове билось суматошное: Вот так вот… Лишь бы не догадался… Лишь бы я смогла…
Первый порыв страсти хлестнул по нам ураганным ветром – и умчался, оставив нас на кровати – обнаженными и пристально глядящими в глаза друг другу. Фиалковые глаза элвара светились любовью и нежностью. Родной мой, как же ты так… Почему я не подумала, почему ты не подумал…
Единственный мой, неповторимый, любимый… почему я раньше этого не понимала, почему не говорила…
Я потянулась к элвару и пробежалась кончиками пальцев по его лицу, стараясь запомнить все, до самой малейшей черточки. До последней морщинки, мельчайшей складочки…
Самый красивый мужчина. Мой любимый мужчина. Как жаль, что этот час – все, что у нас будет. Так мало… Так много…
Видит небо, если бы мне предложили целую жизнь без элвара – или вот эти десять минут и смерть, я бы не колебалась в своем выборе. Хотя я и так не колебалась.
Тёрн крепко прижал меня к себе, я чувствовала его возбуждение, но почему-то он не двигался.
– Любимый мой…
Элвар моргнул. И я увидела, как по его щеке катится слеза.
– Ёлка, до чего же я нас довел! Мой клятый авантюризм! Мое самомнение! Я должен был прошерстить всю память Эли! Пересмотреть каждый день, каждый ее час… Но я просто побрезговал! А теперь мы погибнем здесь. И я буду знать, что ты остаешься в лапах этого подонка… Я так мечтал подарить тебе весь мир. И отнимаю твою жизнь. Я бы лучше сам тысячу раз умер.
Я глядела ему прямо в глаза. Тёрн был искренен, как никогда. Можно было бы соврать даже Богу. Их величества способны и не на такое. Но здесь и сейчас мне Тёрн не лгал. Он любил меня. Любил больше, чем себя. И я твердо знала: если бы сейчас ему предложили выбор – он или я, он подарил бы мне жизнь. Даже если бы это стоило ему не только жизни, но и посмертия.
Я ласково стерла эту единственную слезу. Она сказала мне больше, чем миллионы чувствительных эльфийских романов. Родной мой…
– Я люблю тебя, – тихо-тихо шепнула я. – И никогда ни о чем не пожалею. Время, которое мы провели вместе, – это самое лучшее, что было в моей жизни. Помни об этом, пожалуйста. Я знаю, жестоко просить тебя об этом, но я хочу, чтобы ты и я… Чтобы хоть ненадолго мы были вместе. Даже если я умру – я буду умирать и помнить тебя. Только тебя. Всегда тебя.
– Ёлка…
Элвар зарылся лицом в мои волосы. Я уткнулась носом в его плечо. И тихо шепнула то, что должен был услышать только он один:
– Не хочу, чтобы он был у меня… первым. – И чуть более громко: – Люби меня, родной. Люби, как я люблю тебя… Пожалуйста…
Несколько секунд Тёрн оставался неподвижен. А потом…
На меня словно вихрь обрушился. Вихрь из его рук, его губ, его тела… Он был везде. Его пальцы скользили по моему телу, за ними следовали губы, его тело накрывало меня, как волны прибоя. И я старалась нырнуть еще глубже в это безумие. Отвечала такой же страстью на его страсть и поцелуями на его поцелуи.
Мое тело выгибалось струной, дрожало в его руках, я то прижималась к нему, словно стараясь стать с ним одним целым, то отстранялась, чтобы взглянуть на человека, которого любила больше своей жизни. Больше всего мира. Больше всего.
Где-то в самой глубине разума оставался маленький холодный уголок. Но он молчал до той секунды, пока Тёрн не вошел глубоко внутрь меня. И только тогда проснулся.
И я резко – словно одним ударом – увидела глаза элвара над собой – и его лицо. Он не мог не почувствовать мою магию. И понял, что я колдую, каким-то странным образом, но колдую.
Но сделать уже ничего не успел.
Это были основы некромантии.
Самая страшная жертва, которую может принести маг, – это он сам.
Самая страшная и самая сильная. Недаром столько говорится о самопожертвовании. А если человек осознанно идет на смерть, знает это и готов пожертвовать всем – силой, жизнью, перерождением, – перед таким склоняются даже боги.
У меня был только один шанс.
И я им воспользовалась.
Ошейники запрещали нам причинять вред друг другу. Но лишение девственности – не вред. Это – нормально.
И кровь пролилась.
Несколько капель. Но мне и этого хватило.
Моя магия была заперта. Здесь, в цитадели чужой силы, она не могла работать. Но – самопожертвование… Это – другое. И это сработало бы даже в мире без магии.
Кровь освободила на миг мою силу. Жизнь пошла на подпитку заклинания. И я вспыхнула огнем магии.
Мне требовалось только одно. Телепортировать Тёрна – в Универ. Ориентиры я не забыла бы и на смертном одре.
Элвар закричал, растворяясь в воздухе. И я знала – это крик отчаяния. Вспышка моей силы освободила и его магию. И он – понял. Но остановить меня никто бы уже не успел.